Часть 1 "Пилигримы пьяной бесконечности"
1.
...всё сошло, включая прошлогодний снег и экзему немного стареющего Волоса. Его никогда не могучее тельце, изрядно отравленное алкоголем, дышало, как и вся гармонирующая со свежим перегаром (после вчерашнего) природа. Весенний воздух приятно трезвил и в то же время весело опьянял, неустойчиво балансируя между запоем и завязкой. Запой по любому был неизбежен, как день порождения Гуслика, отмечающего свою двадцатую весну. Поэтому, пойдя на попятную со своим пьяным другом и соратником Патитучкой, он смачно высморкался в едва протаявший газон, и, восхвалив окружающую среду по матери, со всеми надлежащими подлежащими и неприлично сказуемыми, двинул в сторону намеченного банкета. Завязка вновь была отложена в бесконечно долгий ящик.По случаю праздника Гуслик смёл веником со стен и потолка весь мусор и частично паутину, раскидав всё это по углам. Наведя полный порядок, забытый задолго до его появления на свет, он стал накрывать на стол. Ресторанный сервиз, постепенно намытый Гусылькой с работы, где она прислуживала посудомоечной машиной и поварихой по совместительству, был начинён всевозможной закуской, взятой там же, и выставлен на когда-то стираную скатерть.
Пришедшие вовремя гости взяли быстрый и высокий старт, и, едва отвлекаясь на закуски, быстро покончили с первой партией ханки. Окончательное число пробегов за добавкой было настолько иррациональным, что его никто не знал, особенно Мнимый, уподобившийся мнимой единице и погнавшийся за хрониками-разрядниками в поглощении спиртного. Он быстро ретировался домой, где родня вызвала ему неотложку. С тех пор он стал слишком аккуратен с алкоголем и фактически ничего не пьёт, крепче чая. Вскоре помещение приняло свой изначальный и перманентный облик. Пронесённая мимо рта закуска и выпивка, презентованная в качестве подарков по случаю, различная хреновина, недокуренные тлеющие бычки, растерянная в угарных танцах грязь с обувных протекторов и утомлённые останки Чуна Джынгыргырлы переполняли собой пестроту и без того мрачного натюрморта. Всё это безобразие смела в одну кучу запоздавшая к торжеству мероприятия Гусылька, с порога обласканная словесным поносом Волоса. Увидев, что по пьяни прибившийся к Гусыльке Патитучка, грозил быть потерянным в сопливой ностальгии, Майкл стал набирать в тазик с общественным салатом оставшиеся закуски, объясняя, что съест дома, где его давно сняли с довольствия и не кормят. Вторая (женская) половина Гуслика решила с сарказмом похозяйничать и подложить Волосу пропущенные им снадобья. Возмущённый столь вопиющей заботой едва знакомой ему особы, Майкл перевернул переполненный уже несъедобного вида мешаниной таз на праздничный торт с затушенными именинником лампочками.
Провозгласив себя непонятым на этом празднике жизни, Волос призвал Патитучку подтереть сопли давно забытой не состоявшейся любви, и в течение сей же секунды покинуть дом Гусликов, обидевших его своим гостеприимством.
Приподнявшийся из хлама Джынгыргырло что-то пробурчал в поддержку Майкла и Гуслика одновременно, и тут же рухнул в себе подобную кучу. Его криво-коротконогая плоть мешала победоносной капитуляции Волоса и Патитучки, и они, не думая о последствиях, перешагнули. Последствия были ужасными. Чун стал укорачиваться и искривляться, пока совсем не пропал с глаз долой. Выдохнув в подмороженный ночью воздух изрядно пополненный резкостью перегар, затаённый в протухшем лифте в целях безопасности дыхательных путей, Патитучка в очередной раз предположил, что на крыше подъёмно-спускового устройства уже больше года катается труп человека, либо крупного, возможно, не домашнего животного. Приняв предположительность теории друга, Майкл сильней ухватился за...
2.
...за слово, чем-то по столу. Нарисованный в мягких пастельных тонах, изъятый прямо из постели, при попытке лечь пораньше спать Жоржик, сидел уже у Волоса на кухне и слушал его байки. Кизлода, изъятая оттуда же устроилась в кресле (в позе не ртом произносимой буквы) и стала кокетливо ломать глазки об Патитучку, изнурённо возлежавшего на диване. Позывные взгляды постоянно возбуждённой плоти, вытащенной из разогретой сексуальными прелюдиями койки, Патитучка игнорировал, тупо уставившись в экран с надписью "Не забудьте выключить телевизор". Его только что обильно стошнило гостинцами Гуслика, и ему было не до поцелуев и флирта. Прикончив последнюю бутылку с рассветом, Майкл улёгся рядом с Патитучкой, и тут же умер. Жоржик пошёл помочить фаянсового коня с педальным приводом, но как стоял, так и рухнул. Его ноги находились на территории водо-бочковой комнаты, а лицом он упал прямо в сильно разношенную и оскверняющую атмосферу обувь. Унюхав остаточный эффект редко стираемых носков, переполнявший стельки коцев Волоса, он ушёл под сим наркозом в глубокое подсознание. Мерка "пьяный в стельку" пошла именно отсюда, и мама Майкла тоже. Наступив спросонья на бездыханное тело молодого астматика, мама тихо поворчала, и, разбудив старшего сыночка, попросила убрать с утренней процедурной тропы трупик приятеля. Взяв с Патитучкой усопшего за руки за ноги, они затащили Жоржика в комнату с мирно спящим Организьмой. Извлечь из-под младшего братца дополнительный тридцать седьмой матрац в мясную полоску с горошиной было для Волоса делом привычным. Организма обматерил тревожную обстановку, не просыпаясь, и когда запас его паразитирующей речи закончился, снова уснул, прикинувшись и чавкая младенцем. Уложив остатки Жоржика на пропитанный детством матрац, Патитучка постеснялся дальнейших наездов со стороны окончательно проснувшейся мамы, и засобирался домой. Кизлода последовала его примеру. Открыв, чтобы закрыть за гостями дверь, Майкл, сперва выкинул по давно сложившейся традиции в расщелину лестничных маршей соседское помойное ведро, приготовленное для выноса на утро. Позже, измученные засорением подъезда жильцы нижних этажей придумали мусоропровод и получили государственную премию шнобеля имени перпетум мобиля. Вытолкнутые гостеприимным другом залежавшиеся гости, были удивлены разбросом и количеством мусора, поместившегося в таком маленьком ведре. Часть отходов ещё кружила в замкнутом лестницами пространстве, напоминая далёкую весьма живописную осень. Недоразвитое джентльменское воспитание Патитучки оказалось сильней неудовлетворённого желания районной шлюхи, и все соблазны последней оказались напрасны. Патитучка пьяно не выспавшись и никого не осеменив, засеменил в сторону дома, подальше от интриг, кривотолков и наставления дружеских рогов. Домой он, правда, не попал. Холодная и трезвящая холостяцкая постель его совсем не прельщала, и он снова очутился у Гусликов. Его пожалели и не выгнали, но при этом дали не то, что он хотел, а трёхлитровую банку для хлеба и маршрут движения за оным. По дороге в лабаз Патитучка открыл теорию взаимозаменяемости сознания и подсознания, проанализировав вчерашний день. Вернувшись к Гусликам с добычей, он под поедание баночного хлеба начертил график вчерашнего выпадения из реальной действительности в осмысленную нирвану. Его размышления прервал звонок Волоса, без особого труда вычислившего место нахождения друга. Майкл пожурил через телефонную трубку мало чего соображающего, зацикленного на своей теории Патитучку за то, что тот купил хмель вместо молока для дочки. Патитучка долго врубался в нешуточный розыгрыш Волоса, пока не понял, что тот встретил разродившуюся Рыбий Глаз. Просчитав последнюю встречу с безотказной местной маткой - с - харю ещё в первой части, Патитучка успокоился за давностью срока. В противном случае его бывшая и всеми забытая нелюбовь носила в себе семя три срока с...
3.
...с неба последняя сосулька, как получил Патитучка все долги от лумумбария. Решили отметить все эти тринадцать тысяч денег там же, в единственной оставшейся базе для отдыха и немного творчества "пи ел си". Встретившись у лумумбарского пункта раздачи хлеба населению Патитучка, Волос, Смит и Гуслик были возмущены поведением Джынгыргырлы, притащившего с собой бабищу, на вид съедавшую не менее ящика пенистого хлеба.
- Эй, Чун, - крикнул Волос, увидев присевшую, на хвост парочку, - твоя баба пить будет?
- Вот сам и покупай ей пойло, - небрежно бросил Майкл в их сторону, услышав непонятно для кого положительный ответ. Волоса и остальную компанию он явно не устраивал. Жизненно жадный и скупой Джынгыргырло ответил, что его подруга пить не будет, и предложил свою помощь по доставке напитка в "пи ел си". На просьбу поделиться семечками, Чун ответил давно коронованной фразой, что у него их немного, и то, за подкладку забилось, и временно перестал ими лузгать. Двадцать одна склянка жидкого на ощупь хлеба ровно уместилась в двух дерматиновых чехлах от бас и ритм комузов. Соблюдая конспирацию при проходе через зоркую вахту, Джынгыргырло и Гуслик не заметили, как один из чехлов перегнулся пополам, приведя в недоумение вахтёршу. Находчивый Патитучка заверил местного блюстителя беспорядка, что это специальный инструмент со съёмным грифом для гибкости гармонии.
Друзья быстро пополнили себя солодом, а патитучкину коллекцию пробок новыми, перевалившими за седьмую сотню экспонатами. Подруга Джынгыргырлы и впрямь села в предбаннике и стала отсвечивать новенькому ксероксу, установленному там большим начальником Патитучки. Вскоре она поняла, что хлебопитие надолго, и, вызвав Чуна на аудиенцию, уехала без него к нему в гости. Все очень изумились этому, высказав мысль о том, что это едва ли правильно, пошли за добавкой и больше не возвращались к этой теме. Когда патитучкины финансы спели финальную ораторию из оперы "Сивухин киряльщик", Волос взял дальнейшие растраты на себя. Их хватило до глубокого вечера, пока Майкл не скрылся по старинке в неизвестном направлении. Все пошли на его поиски через пампасы, где потеряли уже Смита, вспомнившего места укрытия от властей и решившего остаться здесь в связи с резким потеплением. Остальные, выйдя из джунглей, очутились дома.
Утро не радовало туманным сознанием, и Патитучка решил не ехать на работу в "пи ел си", без какого-либо подкрепления. Пропавший без вести Волос не отвечал на телефонограммы и воззвания к небесным телам. На восемьдесят седьмой минуте страданий, Майкла заменил Жоржик, и, морально поддерживая шаткого Патитучку плечом друга, доставил до лумумбария. Обнаружив на рабочем месте множество недопитой жидкости типа хлеба, они быстро наверстали упущенное. Когда навёрстанное закончилось, Патитучка с местными магистрами метлы и вантуса, загнал одному из многочисленных проректоров гранитную плиту от вентиляционной будки, для мемориальной доски какому-то очередному убитому негру.
Одну из двух вырученных за очень сомнительную сделку бутылок ханки Патитучка отдал магистрам, а вторую зажал для потребления с другом. Свои пятьдесят процентов сорока без копеек градусов он мотивировал наибольшим количеством недоспиртованных мозгов.
Раздавив пузырь, Патитучка и Жоржик стали внедряться в молодёжные массы, причём исключительно женского пола. Не успевал Жоржик продолжить беседу, начатую Патитучкой с представительницами слабой, но местами красивой половины цивилизации, как новоявленный агент службы знакомств, представлял ему новых, не менее прекрасных, на пьяный глаз, дам.
Собрав богатый телефонный урожай, они закончили вечер на кухне у Кузи. Поняв, что промедление запою подобно, Патитучка умчался домой. По дороге он был критичен ко всему окружающему и чуть не нарвался на корзину с кулаками, не...
4.
...не знали, а кого знали, не хотели, но с каждым днём усиливалось на лицах и в штанах чувство зрелости и весны. Патитучка нашёл Волоса, а Волос объявление в газете. Две молодые самки искали неглупых и незаурядных самцов. Волос выпил тормозной жидкости и вкратце на восьми листах описал себя, свою почти богемную жизнь и почти божественного друга Патитучку. Девочки прониклись волосатым глаголом и позвонили Патитучке.
Майкл забыл обо всём, как только отослал письмо и слегка протрезвел. Поэтому Патитучка был не в курсе, и, решив, что это розыгрыш, хорошенько простебал девок. В конце он назначил им встречу у несуществующего памятника Бахусу в юго-западном районе выселок. Рассказав другу об интересной беседе по горячей линии телефона, он вернул того из затмения. Майкл напряг остаток размороженного весенним солнцем мозга, и перенёсся из дежавю в действительность жуткого сюрреализма. Он быстро разъяснил другу обстановку и взяв его на вооружение, отправился на место стрелки изменить нельзя. На месте отсутствия памятника святому вино-водкочерпию они поставили за бутылку дешёвого белого хлеба и чекушку ацетона более-менее человеческого облика бомжа, обмотанного вместо хламиды использованной жёлтой прессой.
Юные соискательницы выгодно распускающегося бамбука и принцев с голубыми яйцами были ошарашены встречающими их с букетом портвейна совсем не метящие в женихи волосатики. Отказавшись от шоколада и сухофруктов к напитку полубогов, юные мамзели, от которых за версту несло дешёвыми отечественными духами, школьной доской и мелом, покорно последовали за претендентами на их не столько сердце, сколько что-то другое. Пригласив девочек в "пи ел си", мальчики быстренько приняли по сто портвейна, и, воспользовавшись быстро наступившей элоквенцией, стали рассказывать о себе, перебивая друг друга, и иллюстрируя всё это красочными изречениями и фотографиями.
Когда подошла очередь рассказывать о себе представительницам самой невинности, галантные кавалеры заявили, что им это не интересно, тем более что закончилось пойло, и вообще пора прощаться. Те заявили, что много уже с кем успели повстречаться, но таких оригиналов видят впервые и вряд ли ещё подобных встретят. Волосатые претенденты на чистые и не выгодные им взаимоотношения согласились, что они бесподобные, помахали девочкам руками и купили ханки для обмена впечатлениями, известным методом перемалывания костей. Выйдя из семидесяти трёх часового запоя, Волос и Патитучка объявили себя великими дыроколами ледяных сердец и прошли босым маршем протеста против феминистических курв от "пи ел си" до оставшегося на века памятника Бахусу. Бурная безумием от любви и цветения весна разбросала повсюду клейкий жмых тополиного производства. Оставив на голых пятках марширующих уже от памятника до дома несмываемые впечатления, природа мать услышала адресованные ей отзывы своих бестолковых детей, приклеивающихся ко всему, что попадалось под ноги. С трудом, отмыв пятки от липкости и колкости, они решили заодно сменить изрядно поношенные футболки с названиями любимых команд. Патитучка отдал Волосу свою чепуху с эмблемой "Метелицы", а тот соответственно свою с акадакой "АЦ4ДЦ". Теперь их не брал ни один одеколон. Гибридный аромат скунса с козлиной вонью убивал наповал всех барышень, к которым приближались эти двое. Патитучка научился логически мыслить, помылся и постирался. Майкл остался верен убеждению "панки грязи не бояться", и в корне переменил отношение к не очень прекрасной с его точки зрения половой половины.>
