| |||
| МНОГО ЛЕТ НАЗАД |
|
Как говориться, ”кто сказал тебе,что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!”
...Он был прекрасен,воздушен,чувственен.Человек с удивительной утонченной душой и талантами во всём.Он научил меня,что можно любить только душою,разумом,и что можно испытывать привязанность каждым атомом своего тела,каждой клеткой жаждать любимого.Он жил жадно,и научил меня ценить каждую минуту.Каждый день мы жили так,будто это последний наш день вместе.Страсть,с которой он всё делал,поглощала,захлёстывала,увлекала,и за ним нельзя было не пойти,ему нельзя было не поверить. Я ежесекундно им наслаждалась,просто его присутствием рядом со мной,просто осознанием,что он есть на свете.Я смотрела в его тёмно-карие грустные глаза и не могла насмотреться,как жаждущий путник,наконец припав к воде, пьет и никак не может напиться.Я могла часами слушать его рассказы,наслаждаться его игрой на рояле,или просто смотреть из-под чёлки на его полупрофиль,склонённый над рукописями,делая вид,что читаю,что бы не отвлекать его от дела. Он писал чудесные стихи,полные такой любовной боли или счастья,что, читая,хотелось плакать.И он,видя,как мне нравиться,был счастлив,как бывают счастливы только дети. Мы спаслись от одиночества друг в друге.Это была неземная любовь и она не могла существовать в этом жестоком мире.Он был слишком высокодуховен,чтобы жить здесь до старости.Он уже знал всё про этот мир,но хотел знать больше.Теперь,наверно, он знает всё. ...Мы познакомились поздним летом в одном из сквериков в центре. Я размышляла,что будет безболезненнее:застрелиться или наесться снотворного.Я не видела ничего вокруг,ничего не слышала,потому что окружающий мир давно перестал меня интересовать.Как раз,когда я разочарованно подумала,что пистолет достать сложновато,рядом раздался голос.Он был тихий и мягкий,но я вздрогнула всем телом,будто меня внезапно напугали.Я не расслышала вопроса и спросила,нахмурившись: — Что? — Почему Вы такая грустная? — Мало поводов для веселья,-мрачно пробурчала я,не желая ни с кем разговаривать. Но он вывел меня из моей злой замкнутости мягкими,ненавязчивыми вопросами,и вскоре мы вели светскую беседу двух сумасшедших,обсуждая человеческие радости и горести,сквозь призму своих мировоззрений.Узнав причину моих тяжких раздумий,он встал,слегка поклонился и,приложив руку к груди,произнёс вполне серьёзно и вежливо: — Прошу прощения,что помешал.Если ты не решишь сегодня свою проблему,я хотел бы завтра снова увидеться с тобой.Я думаю,мы могли бы решить вместе,-он взял мою руку и поцеловал.И не разгибаясь,смотря прямо в глаза взглядом,от которого нельзя отвернуться, закончил:- Я буду ждать тебя здесь в это же время. Он удалился бодрым шагом,а я смотрела ему вслед и думала,что более идиотской ситуации со мной не случалось.Конечно же он счел меня чокнутой,поэтому так скоро распрощался,и больше мы не увидимся,решила я.Но назавтра из любопытства приехала. Он сидел на той же лавочке,придерживая рукой газету,накрывавшую что-то лежащие рядом.Я подумала,что,в сущности,кроме опостылевшей жизни мне терять нечего, и пошла к нему. Под газетой скрывался букет из трёх ярко-оранжевых роз.В знак благодарности я поцеловала его.И когда мои губы коснулись его тёплой щеки,он так мягко и нежно прижал меня к себе,что мне захотелось жить. — Спасибо,что ты вернулась,-тихо сказал он мне на ухо с таким чувством,будто он Орфей,а я Эвредика. Весь день мы провели вместе.Когда мы зашли в подъезд моего дома,он достал что-то,завернутое в черную ткань,и протянул мне. — Что это?-спросила я,приняв предмет,хотя уже догадалась по ощущениям. — Разверни и посмотри,-просто,как игру в карты,предложил он,взяв из моих рук цветы. Я держала в руках черный револьвер,тяжелый и холодный.Он забрал у меня ткань и вложил оружие в руку.Я увидела пули в барабане. — Посмотри в это дуло и подумай,что с тобой будет,-тихо,но чётко приказал он. Я направила револьвер дулом к себе и несколько секунд испытывала искушение прострелить себе голову.Но вдруг я подумала о нём.Ему придется всё объяснять,а он ещё не всё знает и расскажет неверно.Или его,что еще хуже,самого засудят.Я убрала палец с курка и просто смотрела в темноту,из которой могла вырваться смерть.И тогда мне стало страшно,что револьвером вдруг овладеет какая-нибудь потусторонняя сила,и он выстрелит сам.В сознании всплыли его последние слова:”...что с тобой будет.” Они повторялись и повторялись,как подскакивает иголка на испорченной пластинке.Я подняла глаза и увидела его испытующий взгляд.Вдруг сама собой на моём лице появилась улыбка,и кто-то изнутри моим голосом мне и ему сказал: — Теперь всё будет хорошо. И так оно и было.Этот прекрасный день длился почти год.И кончился так же внезапно,как и начался. ...Был ранний вечер,начинался дождь.Он отвёз меня домой,а сам собирался ехать загород к родителям,которые всегда жили летом на даче.Он их навещал раз в неделю,а на следующий день возвращался.Когда мы прощались, начался ливень.Я очень не хотела его отпускать,просила отложить поездку,но сама понимала,что его ждут именно сегодня и будут волноваться,если он не приедет.Он поцеловал меня на прощание и сказал:”До скорого”. Он всегда так прощался,никогда не говорил ни “пока”, ни “до свидания”,или “прощай”. “До скорого”,-ответила я и захлопнула дверь машины. На следующий день я подлетала к телефону за доли секунды,но это были другие люди,как будто весь город знал только один номер. Я мыла посуду,когда позвонил Родион,его самый близкий друг,ставший мне братом.Он попросил меня срочно приехать,но ничего не объяснил. Во мне зажегся уголек тревоги,который вспыхнул костром страха,когда я увидела бледного Родиона и заплаканную Клару,младшую сестру моего любимого человека. — Что случилось?-задала я банальный вопрос,потеряв все способности быть оригинальной. — Сядь.У меня для тебя плохие новости,-тихо сказал Родион. У меня сжалось сердце.Я взглянула на Клару,смотрящую на меня мокрыми глазами.Через секунду из этих карих глаз,так похожих на его,посыпались слёзы,и она заплакала в голос.Сердце моё перестало биться,а голову будто зажало в тиски.Я начала догадываться. — Что с ним?! Родиона поразил мой вопрос,и он,не успев откарректировать ответ,выпалил: — Он умер.В автомобильной катастрофе.Сегодня ночью. С минуту я вообще ничего не соображала.Какая-то неведомая сила сда вила мои виски,закружила голову,и я почувствовала,что задыхаюсь.Я хватала ртом воздух,как рыба,вытащенная из воды,но это не помогало.И вдруг меня прорвало.Слёзы хлынули с такой силой,будто из меня решила выйти вся вода,из которой состоит человек. Хотелось кричать, но голос куда-то делся вместе с дыханием. Я ревела, захлёбываясь, совершенно не обращая внимание ни на что вокруг, не заботясь о том, как я выгляжу, ни о том, что рядом его сестра и друг, которые имеют право на ещё большее проявление чувств,но держаться. Я хотела потерять сознание, ничего не чувствовать,ни о чем не думать,но не могла. Потом Родион рассказал,что в машину на каком-то перекрестке врезался грузовик,вылетевший на красный свет.Что сломанное ребро прокололо лёгкое,и он умер в машине скорой помощи,не приходя в сознание.Что через два дня похороны.Но всё это было после... А сейчас перед глазами стояли две картины:исчезающий в полосках дождя свет фар и чёрное дуло.Воспоминание о револьвере вытеснило все мысли,и я уже представляла,как всё будет легко,хоть и, наверно,больно.Несколько секунд боли взамен за многие годы,которые мне предстояло прожить без него.Всё казалось так просто.Я видела черноту дула,выпускающую пулю,и слышала его последние слова:”До скорого”. Они стучали пульсом в голове,они не дают покоя бессонными ночами.Когда же это? Когда? Ведь я соскучалась,едва утих звук мотора его машины.И день за днём обвивает тоска железными кольцами моё сердце. Мысль о револьвере искушает,я борюсь с ней каждый день.Я жалею,что не поехала с ним,мы бы были теперь вместе.Я жалею,что не могу обменять свою жизнь на его.Он был нужен сотням людей,своим существованием он озарял столько жизней,вдохновлял стольких людей! Я отдала бы за него жизнь,не раздумывая, ведь она итак принадлежала ему с того момента,как он подсел ко мне в том скверике.Наверно,это я должна была умереть,но он продлил мою жизнь своей.Он отвёл от меня смерть,а она взяла его. Поэтому я не могу поддаться искушению самоубийства.Кто я,что бы разбрасываться бесценным даром,который он мне дал? Я жадно живу день за днём,ожидая конца.Но специально не сделаю ничего,что приблизит смерть. ...Тогда, в крематории,когда пришло время прощаться с покойным,я поцеловала его твёрдые,холодные губы и повторила его слова:”До скорого”. Я знала,что он меня услышал. И когда умру я, он появиться,возьмёт меня за руку и скажет: — Как хорошо,что ты вернулась. 19.04.98г./01:57/ ___________________________________________________________________________________________ |
| ПРИЯТНОЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ |
|
Когда-то кто-то мне сказал:”Все красивые мужики — сволочи. А если уж ещё и глаза голубые, то это вообще...” Родион, видимо, был исключением из этого правила. Как и из многих других. Говорят, что мужчины не верят ни в какую дружбу, кроме мужской. Родя,так я его звала,считал,что нет крепче союза,чем дружба мужчины и женщины. Он любил повторять мне:”У меня женщины менялись каждый месяц,и каждая уходила со скандалом. А с тобой мы знакомы больше года, и ни разу словом грубым не обмолвились.” Ничто не портило наши отношения,потому что,когда мы познакомились,я была девушкой его друга,а у них это означало табу. И со временем мы так сроднились, что незнакомые люди,мимоходом общавшиеся с нами,принимали нас за брата с сестрой. Я его очень любила этой тёплой родственной любовью. Впрочем, я и сейчас его люблю, но уже не так... Он окружил меня заботой после смерти нашего общего друга,а потом я вернула ему этот долг. ...Остаток лета после смерти моего любимого человека я прожила у Роди в его захламлённой трёхкомнатной квартире.Он выделил мне комнату, холил и лелеял, как цветок. Он даже красил меня первую неделю, потому как я ни на что не годилась,руки у меня постоянно тряслись,и он боялся,что я выколю себе глаза.Подобный опыт у него имелся в институтские года он был гримером в студенческом театре и мои опухшие глаза и обкусанные губы выглядели достаточно прилично.Если бы не Родя,не знаю,что бы со мной было.Наверно,замкнулась бы в себе на несколько лет и никого не подпускала,особенно мужчин.Для него тоже во мне был свой смысл: он отвлекался от своих проблем.Да,несмотря на идеальную внешность и характер,до конца идеален он не был: то покуривал,то глотал какие-то таблетки.От меня он всё это прятал,зная,что я поддамся соблазну заглушить горе.И правильно делал. Помню, однажды в шутку попросила у него что-нибудь легкое, так он совершенно серьезно отругал меня и запретил даже думать об этом.Но, видя его, не думать об этом я не могла.
Наступила осень,пришлось возвращаться домой и ходить в школу. Мы стали видеться реже.Порой бывало,что я приезжала к нему,но заставала только послание для себя.Это был целый роман в записках.Однажды я написала некую приятную вещь на зеркале в ванной, и мы надолго увлеклись этой игрой. Мы находили записки друг друга шутливо-пекантного содержания в самых неожиданных местах в самое неподходящее время.Однажды мне пришлось всю ночь “откачивать” его,упившегося с друзьями.На следующий день посреди урока из моего учебника выползла записка с благодарностью,что я провела с ним ночь,став прекрасным завершением дня. Увидев округлевшие глаза моего соседа по парте,я почувствовала,что краснею,и поняла,что объясняться бесполезно. А однажды,доведенная до предела недельной разлукой, я написала помадой на зеркале в прихожей весьма убедительным языком,что соскучалась.Ещё с неделю я не могла ни застать его дома,ни найти у друзей, и всё зеркало покрылось нашими посланиями,написанными помадой или карандашом для подводки глаз. Так у нас осталась привычка писать на зеркале. Мыть его приходилось чаще, но было забавно. Я не знала, где он пропадал по стольку времени. А когда поняла,было поздно.Его старый институтский друг намекнул мне между делом,что бы я обратила внимание на Родины руки.Вечером я приготовила для него ванну и предложила его помыть.Он отказался.Впервые за время нашего знакомства. Но он понял,что я догадываюсь,и сам признался, что начал колоться. Я поняла, что теперь остается только ждать,считать дни до новой смерти. В течении полугода он жил на грани и испытывал противоречивые чувства.Неожиданно для себя он понял хрупкость и ценность жизни, радовался каждому новому дню,потому что с вожделением ждал смерть. А я не могла и дня прожить без него, боясь, что предидущая наша встреча будет последней.Он встречал меня после школы,и мы проводили всё свободное время вместе.Вскоре он ушел с работы,и дни у него были заняты ожиданием меня и эксперементами.За эти пол года его кухня превратилась в мини-лабораторию. Он был хорошим химиком, но талант свой направил на изготовление токсических веществ расслабляющего свойства.Этим он зарабатывал на своё зелье.Он продал машину и дачу, что бы было на что жить.Он баловал меня подарками и угощениями,повторяя,что это доставляет ему радость,которая продливает его дни. Несмотря на катастрофичность ситуации,это было очень счастливое время для него и для меня. Мы стали придумывать свои праздники и устраивать вечеринки, на которых творили безобидные веселые глупости.Мы справляли его день рождения пять раз за два месяца.Он говорил, что это впрок. Почти каждый день в его квартире бывали друзья. Они всё чаще заходили, а не звонили по телефону, видимо, в глубине души чувствуя,что скоро всего этого не будет.И всё чаще темой наших разговоров с Родей становились его воспоминания.Он будто хотел пересказать мне всю свою жизнь в подробностях, что бы оставить эту часть себя жить в моей памяти.Он хотел умереть,но не хотел уходить бесследно. Его постоянно мучало то, что он не сделал за свою жизнь ничего значительного,чтобы оставить о себе добрую память.Постоянно искал это что-то,которое не успел сделать.Ах,как он ошибался! Он всю жизнь совершал это большое сложное дело:он был настоящим другом многим людям.Без громких слов — это так.Сила его любви к своим друзьям не знала предела.Самопожертвование,с которым он бросался на помощь,просто поражало. В его доме всегда чувствовалось присутствие его друзей, как одной огромной семьи. Он всегда делил их горести и приумножал радости, всё пропуская через своё сердце. И они прощали ему его грех, его человеческую слабость, которую привыкли не осуждать.А главное, не заставляли преодолеть, понимая,что бесполезно и поздно... А потом он стал увядать просто на глазах. Лето он ещё продержался,сохраняя привычную внешность и рассудок, отпаеваемый моим травным чаем и удерживаемый от укола моим присутствием. Сдав выпускные экзамены, я снова почти поселилась у него,потому что боялась оставлять его,но должна была готовиться к поступлению в институт. Возвращалась домой я только на ночь, так потребовали мои родители.И каждое утро боялась входить в его квартиру,ожидая увидеть труп.Но лето мы прожили нормально.Травы хоть и не спасали окончательно,но успокаивали нервы.Все наши друзья разъехались, и мы проводили много времени вместе,читая вслух книги.Он с такой жаждой впитывал новые знания,будто собирался всё это вспоминать после смерти. Но снова настала осень,а с ней надобность покидать Родю,оставляя его наедине с самим собой.Иногда на ночь с ним оставался тот самый институтский друг.Но всё равно мы не могли быть рядом постоянно. И он перестал себя контролировать. Теперь пришла моя очередь одевать, причесывать, мыть, кормить его.У него начались галлюцинации,провалы в памяти.Он стал забывать события,людей,терял ориентацию во времени,боялся выходить на улицу и спать в темноте.Веки его набухли,под глаза легли черные тени,кожа стала болезненно-желтой, его белые длинные волосы стали какими-то серыми и безжизненно-сухими. Он впал в депрессию. Много молчал. Мог часами сидеть у окна, смотря куда-то вдаль. Мне пришлось запереть в одном из ящиков в “стенке” все его фотографии и даже документы,потому что он не мог видеть себя прежнего. Зеркало стало его врагом. Он был очень красив,казалось,что это было сто лет назад,и теперь осознанание собственного распада вводило его в состояние нервозного беспокойства,доводящего до отчаянного крика. Мой же каждый день кончался слезами. Перед ним я держалась изо всех сил, но лишь закрывала за собой дверь, как слезы сами начинали сыпаться из глаз. Я не могла видеть,как он мучается,как медленно сходит с ума.Но я и завидовала ему:ведь после смерти Родя встретится с ним.Ах,яду мне,яду!Как хотелось уйти вместе с ним,какое искушение эта маленькая лаборатория на кухне.Но этот живой труп был верен своему другу и сделал всё,чтобы я жила, а главное-желала жить.Он подкрепил во мне ненависть и презрение к самоубийству.Тем более что каждый день я видела пример медленного самоуничтожения. И мне было жалко моих родных и друзей,мне не хотелось бы,что бы они испытывали мою боль.Я просто разрывалась от чувства собственной беспомощности и бесполезности:на моих глазах умирал мой друг,а я не могла ничего сделать,кроме как просто быть рядом.Он же сожалел теперь только об одном,что у него нет ребенка.Грустным пасмурным вечером он сказал мне: “Знаешь,теперь я понял,что за всю жизнь любил только тебя. Жаль, тебе ещё нет восемнадцати,я бы на тебе женился,и у нас были бы дети.”Он убил меня этим признанием,потому что я давно чувствовала,что это уже не просто дружеская привязанность, не утешающие ласки друга. Я могла сознаться только себе, что люблю эти голубые глаза, голос с легкой хрипотцой,сильные руки с мягкими пальцами,складное тело,его запах, его дыхание, каждый удар его сердца. Я ничего не ответила ему, горло моё сдавили слёзы от воспоминания об убийстве нерожденной жизни,на которое я пошла из жалости перед этим существом,обреченным с рождения испытывать “ломку”.И ещё потому как считала,что в нынешнюю нашу с ним жизнь ребенок никак не вписывается.Я не сказала ему об этом тогда,теперь тем более промолчала. Просто уложила его спать, как обычно посидела у кровати, пока он не задремал, и, спешно собравшись,ушла. Едва ноги мои ступили на лестницу, сила их покинула,и я осела,как сдувшийся шар.На этих холодных ступенях я провела больше часа,перемежая слезы с гробовым молчанием.Только я успокаивалась и уже собиралась идти,как что-то вспыхивало в памяти,вызывая новый взрыв плача. Так продолжалось,пока не высохли слезы,оставив только беззвучные содрогания.Не было уже ни слёз, ни сил плакать... Утром меня разбудил телефонный звонок,врезаясь в голову тупой болью, которая остается на весь день.Это звонил Родин друг,тот,что порой “подменял” меня. — Ты когда вчера уехала?- без приветствия заговорил он,узнав мой сонный голос. — Как обычно,около одиннадцати.А что? — А что он делал?-продолжал каким-то пытливо-суетливым голосом он,игнарируя мой вопрос. — Спал.Я сама его уложила.А что?-уже с нажимом повторила я,но он продолжал,будто не слышал. — Просто спал?-переспросил он так,будто я врала. — Просто,-прохрипела я зло.-Ты же знаешь,что он при мне не колется. — Кололся,-тихо поправил меня его мрачный голос. — Что о!?-я моментально проснулась,чувствуя,как задрожали руки. — Он принял сверхдозу.Знаешь,что такое “золотой укол”? — Знаю,-ответил за меня незнакомый голос.-Что теперь? — Рассказывай,что ты делала вчера,начиная с вашей встречи и до того,как ты ушла. Я пересказала всё вплоть до диалогов,утаила только своё сидение на лестнице.Он всё взял на себя на случай дознания. — Запомни одну вещь:тебя там вчера не было.Не звони никому из наших,я сам тебе позвоню,когда будут похороны.Ясно? — Ясно,-глухим голосом отозвалась я, не понимая, что он говорит,но запоминая сами слова. — Ты...,- он замялся,вспомнив, что я живой человек,поднятый с постели известием о смерти,- ты не делай ничего...Я позвоню послезавтра с утра...Надеюсь тебя услышать. Я поняла, что он имел ввиду, заверила, что всё переживу, и мы распрощались. Я положила трубку и села на остывшую кровать, уставившись в окно.Утро,как назло,было красивое,солнечное.Звенели воробьи,шумели машины, со двора доносились детские голоса. В городе проснулась жизнь.Я тупо смотрела на ярко-голубое небо с пышными облаками и пыталась представить,что он делал после моего ухода.Я давно знала, что так и будет, а сейчас не хотела верить, что это уже произошло. Слёз не было,они,наверно,все кончились вчера.Лучше бы я вернулась,что бы он знал,что я рядом,чтобы не было страшно умирать. Всё для меня замерло, остановилось.Я не знала,что теперь буду делать,для чего жить. Для кого, в конце концов? Боль потери пришла потом, а сейчас была лишь одна мысль: “Отмучался!” Мне почему-то стало легче,как после глубокого вдоха. Ведь он год ходил всё равно что мёртвый, осознавая это.Как если бы погребённому человеку оставили способность чувствовать и думать,что бы он наблюдал собственное разложение. А теперь всё кончилось. Его больше не терзает эта страшная боль,от которой не было спасения.Теперь ему хорошо.А значит,и мне должно быть хорошо. Но мне почему-то плохо... На памятник на могиле мы поместили самую красивую его фотографию. И я не могу её спокойно видеть, потому что рядом, незримый для других, видим мне наш нерождённый сын. 26.04.98г. /22:47/ _____________________________________________________________________________________________ |
| РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО |
|
“Друг, всё, что ты любил, разочаровало тебя: разочарование стало вконец твоей привычкой...” /Ф.Ницше/
...Это был первый раз,когда я сама захотела познакомиться с мужчиной и сделала это. Мы были в гостях я и моя двоюродная сестра.Вобщем-то,это была её компания, меня она взяла с собой,чтобы развеять после полугодового сидения дома,и познакомить с кем-нибудь, кто бы помог мне забыть о смерти Роди. Последнюю её идею я сочла утопией, но с ней поехала. Мы прибыли рановато. То есть мы-то приехали в назначенное время, но остальные имели привычку опаздывать. И поэтому те несколько человек,которые уже присутствовали, разбрелись по квартире маленькими компаниями человека по дватри. Мы тоже стояли втроем, обсуждая каждого попадавшего в поле нашего зрения. Сестра с подругой тихо мне поясняли, кто есть кто, сопровождая сплетнями и собственными коментариями. Хозяева, видимо знавшие привычки своих гостей,устроили в одной из комнат “шведский стол”, и гости уже начинали потихоньку праздновать между собой. Я потягивала шампанское, изнывая от скуки и голода, и слушая в пол уха очередную сплетню, когда в комнату энергично вошел худой блондин с удивительно голубыми глазами. Он радостно поприветствовал всех присутствующих сразу, так будто все его знали, и прямиком направился к столу , где заманчиво блестели фужеры и бутылки. Тут я услышала наростающее девичье шушуканье вслед удалившемуся блондину. — Это Арчи. Помнишь, я рассказывала,-тоже возбужденно зашептала мне сестра, покрывшаяся румянцем. Да, я помнила. В основном это были сплетни о его свободной сексуальной ориентации и жалобы о несносном характере. Но, похоже, именно это и нравилось в нем местным девицам. Если так и дальше пойдёт, подумала я, то никого я здесь себе не найду, как бы моя милая сестричка не старалась.Учитывая мою скромную внешность, по причине отсутствия одежды для подобных приемов, и сравнивая её с нарастающей вычурностью приходящих, я свела свои шансы к нулю. И почему-то успокоилась. Глядя на голубоглазого блондина, я еще раз об этом подумала. Да,я права. Взять хотя бы этого красавца. У него один только костюм из белого шелка и бриллиантовые запонки. Какова же должна быть его барышня?! Да,это не моё общество, и я здесь первый и последний раз, только ради моей заботливой сестры, твердо решила я и снова обратила свой слух и внимание к их беседе. -...наверно,- как раз ответила сестра подруге.- А может, и нет, если они опять полаялись. — Вы о чем? — влезла я, устав молчать. — Гадаем, приехал ли Арчин брат. Беседа их меня не увлекла, и я стала рассматривать гостей. Мы, как и все, постоянно перетаптывались, и таким манером достигли середины комнаты, откуда была видна соседняя комната и часть коридора. И тут я увидела его. Взгляд мой прилип к нему и не реагировал на приказы мозга. Сначала в моё сознание, как молния, ворвался его острый полупрофиль. Таких резких, но красивых черт я никогда не видела. Всё остальное было уже само собой разумеющееся при такой идеальной внешности. Первой мыслью было просто:”Стильно!” На нём были черные высокие “казаки”, узкие черные джинсы и черная куртка чуть ниже пояса с отвернутыми расстегнутыми манжетами и поднятым воротником. На всей этой изящной черноте снежной белизной выделялась рубашка, расстегнутая на груди. И второе, что поразило и привлекло меня — длинные пышные волосы золотисто-песочного цвета с белыми прядями. Теперь я не жалела, что поехала. Я была довольна просто созерцанием этого чуда, просто присутствием с ним в одном доме. Мимо него прошли две девушки, кокетливо улыбаясь. Он,не прекращая беседовать с кем-то, проводил их таким взглядом, такой похотливой улыбочкой, что про него всё становилось ясно. Но!Вопреки моим жизненным убеждениям, он не стал мне от этого противен, а напротив, у меня появилось жгучее желание, что бы все его взгляды и улыбки были обращены только ко мне. Мной возобладала такая самоуверенность, что я схватила сестру за руку и выпалила: — Криста! Познакомь меня с ним! — С кем?- обалдела от моей внезапной активности Кристина. — Вон. Видишь?- я указала ей на предмет своих вожделений. — О! Приехал,- вдруг воскликнула она и сама направилась в его сторону, схватив меня за руку и бросив свою подругу.-Это Арчин старший брат,- успела она шепнуть мне, чем бесконечно удивила. Мы подошли. Я почувствовала, что у меня дрожат и подгибаются ноги, и что вспотела ладонь в Кристиной руке. — Привет, братец! -довольно фамильярно, как мне показалось,бросила она, но он совершенно нормально отреагировал. — Привет! - улыбаясь, ответил он, выражая искреннюю радость. О,Боже! Какая улыбка, а на мне простые, хоть и новые, джинсы, надо было юбку надевать, да по-короче, пронеслось в миг в моем восполенном сознании, пока я переводила взгляд с него на сестру. — Познакомьтесь,-продолжала Кристина.-Ольгерд... — Просто - Гар,- перебил он её, внимательно смотря на меня с высоты своего роста (я едва доставала ему до плеча). В моём мозгу взорвалась бомба: у него зеленые глаза! Господи!За такими глазами хоть на край земли, хоть за край. — Алекса. Александра,- ответила я и робко добавила полное имя, решив пояснить, но, по-моемому, вышло будто я заикаюсь. — Гар,- повторил он, протягивая мне руку. Я подала ему свою, мысленно благодаря Небо за то,что это не та, которую держала Криста. Я думала,он хочет пожать руку, но он поднял мою онемевшую кисть и коснулся её своими, как мне показалось, жгучими губами. Ну,всё, решила я, вот сейчас я либо потеряю сознание, либо проснусь. Но ничего этого не случилось. Вышла хозяйка, очень красивая брюнетка лет тридцати, и пригласила всех к столу. ___________________________________________________________________________________________>>> |
| дальше |
