11
...за окончанием осенних каникул потянулись унылые толпы учащихся с набитыми двойками портфелями. Их замученный знаниями вид навевал на Жоржика меланхолию. В такие минуты он вспоминал счастливое детство потенциального троечника и иногда прогульщика. Только зыбкая погода и ранний снег возвращали его в реальность, и, вспоминая о том, что давно уже находится в пожилом подростковом возрасте, он вёл мужицкую охоту за Кизлодой. Он любил её только за надобностью, как и все остальные, пользующиеся бесплатными или с пятипроцентной скидкой постоянных клиентов услугами. А после того, как он прочёл кизлодин бортовой абортовый журнал-дневник, отношения его пошатнулись в сторону новой пассии Длиноли. Только в тяжёлые дни воздержания он позволял себе утехи с Кизлодой, заявив ей прилюдно по телефону, что совсем её не любит, но иметь, как друга, обязуется. Пытавшаяся вернуть Жоржика к однолюбству, Кизлода слала ему воздушные поцелуи, в которых её главный половой партнёр видел подвох, и отвечал точными ударами в экзотический портрет, им же расписанный в сине-жёлтых гематомных тонах.
Будучи наслышанной о садомазохизме и судьбе счастливых от побоев жён, Кизлода, в тихую от самой себя, доходила в такие часы до оргазма, и была особо опасна в сексуальном плане. Армия её любовников, доходившая до неприличных цифр, была пожизненно обеспечена вкусной и жалостной лапшёй. Аккуратно повешенные на рога, красиво свитые интригами и невероятными сказками о неспособных ни на что принцах, не претендующих на её всем доступную плоть, макаронные изделия не мешали, а скорей служили хорошей пищей для интересных бесед и споров.
Поцеловав свою и не только, любвеобильную и спесивую пассию в проломленный будильником лоб и другие, утконосые части тела, Жоржик отправился на внеочередную репетицию ансамбля, ознаменованную началом нового дранк-уикенда. Там он накидал в себя разбавленную один к полутора морковную ханку, запил это всё чистым рояльным спиртом, и безмятежно канул в нирвану.
Он не засвидетельствовал своим присутствием рождение новых проектов "инДерДа" и "Поливальная машина", но принял в них участие позже. А сейчас Жоржик спал в позе расплющенного лотоса, и не о чём этом не подозревал. Он не почувствовал, как пьяно обкуренные подлые Патитучка и Трытюк отклеили ластообразные подошвы его коцев, и, совершив над ними непонятный никому, включая самих идеологов ритуал, приклеили резиново-бумажным клеем обратно. Правда, они перепутали ноги, и когда проспавшийся, и ничего не подозревающий Жоржик возвращался домой, ласты отклеились, а их обладатель и повелитель намертво приклеился к первому снегу, выпавшему по случаю запуска на орбиту очередного НЛО. С опозданием, но всё же подоспевшая на помощь Кизлода, оттаяла сопливую бахрому Жоржика, и стала отклеивать его от пороши. Потеряв итак отсутствующее равновесие, они вместе рухнули, как подкошенные, наземь. Жоржик опять потерял сознание, и его фаворитка, словно сестра милосердия с поля боя потащила в свою берлогу тяжело раненого алкоголем товарища по несчастиям.
Проснувшись одним глазом поутру, Жоржик неистово завопил, на чём свет стоит. Напротив него лежало и воздыхало исчадием ада очень страшное существо без глаз. На том месте, где они должны были располагаться, зияло чернотой жуткое подобие огромных сварочных пенсне. Будучи человеком рассудительным и логичным, Жоржик разработал единственно неверную версию о звёздном падении.
Увидев Жоржика в компании с его разукрашенной дамой ниже сердца, демисезонные решили, что он закорешился с Петькой Крестовым из фашистского ансамбля "Поцелуй", но, наконец, признав Кизлоду, долго восхищались её новым имиджем, предложив главную роль в возможном радио клипе, в...
12.
...в мартобре, богатом на дни рождения. Его девятнадцатое лето прошло, и наступила осень, двадцатая и холодная. Собрав народ у сестры Кузи, Жоржик, получил как всегда в качестве подарков большое количество ханки и не разведённой рояльной эссенции.
Собрав ото всех соседей столы, табуретки и ещё какую-то утварь, виновник торжества, разместил гостей, и поспешил услышать тост за своё здравие.
- Чтоб ты сдох...лет через сто пятьдесят, - вторили друг другу гости любимый жоржиков тост, посылая при этом виновника в места не столь отдалённые, имеющие свои адреса на заборах и стенах мест общего пользования. При этом звучало слово "козёл", нежно ласкающее слух юбиляра, от чего он томно похрюкивал, и с благодарностью отвечал тостующим гадостями. В числе гостей находилась давнишняя подруга Жоржика из далёкого Чёртово-Куличиково, почти библейского происхождения. Полюбоваться на неё как на классового врага и конкурентку, принесла нечистая Кизлоду. Главная носительница зла и интриг в выселках, была в момент обесточена, и недобро взирала на новоявленную подругу детства.
Длиноля отнеслась к бывшим, но настоящим завсегдатаям жоржиковых чувств спокойно, не приехав на праздник жизни, закрепив тибетским поцелуем за собой звание фаворитки. Тусовка не смогла оценить поступок Длиноли, быстро прибравшись и затянув сборник блюзов и баллад под старенькую акустику, давно мечтающую разбиться о чью-нибудь голову.
Лучше всех поздравили Жоржика единостенные соседи, пригласив в качестве массовиков-затейников наряд убойной силы. Те, в свою очередь, вычислив виновника торжества, подарили ему несколько ударов в грудную фанеру своими пулемётами-пистолетами. Хорошо не пристрелили. Такой дорогой подарок врядли бы оценили родные и близкие.
Решив, что пора закругляться, гости быстренько прибрались, и попадали без пьяного сознания в салаты и закуски. Самые стойкие доползли до кроватей и рухнули словно демонтированные экспонаты выставки достижения морального уродства.
Только Мытрыджь нашёл в себе силы предпринять очередную попытку к изнасилованию. На этот раз объектом его похотливых притязаний стала хозяйка гостеприимства. Хрупкая Кузя поставила на место мощного насильника, ужалив его ласковым словом. Маньяк-неудачник спешно укрылся темнотой, и его долго потом не видели.
Тронутая и в тоже время нетронутая Кузя была успокоена более хитрым и скрытым маньяком Кирялом-Бухалом, которому и досталось право первой ночи. Правда к тому времени сестра Жоржика была многократно разведена и столько же раз сделала из брата дядю.
В детской жоржиковых племянников, временно сданных на хранение родне, царили тишина и мрак. Под блюзовый храп друга тусовки Тыцстытсика, воткнутого попой в стенку, Патитучка рассказывал Клаусу и Железной Ледилене о своих похождениях, описанных в предыдущих главах. Дверь распахнулась, и пьяный в хлам противник клаусовской лирики Вулф, спотыкаясь, вломился в опочивальню, грязно мыча:
- Му, а ты всё играешь свою ганзятину1.
- Пошёл нах, - раздражённо выкрикнул Клаус, и грязно выругался.
- Понял, - соркастически ухмыльнулся Пётыр, пронзив пьяной, но светлой улыбкой тьму.
Он недолюбливал харденхеви, и слушал однообразные доисторические рокенролы и всякую припопсованную байду, поэтому их с Клаусом взгляды расходились у самых истоков музыкального мироздания, двигаясь строго перпендикулярно друг другу. Когда-нибудь они пересекуться, но не надолго, и это будет не скоро. А пока каждый заснул своим безмятежным сном, видя свои перспективные сны о...
______________________________________________________________________
ганзятина1 - харденхеви в стиле Ганзендрозиз.
13.
...о вчерашнем, да и утро оказалось непривычно ранним. Патитучка и Клаус, измученные не отрегулированным храповиком, с виду маломощного Тыцстытсика, и вчерашними вливаниями горючих жидкостей, в далеко не богатырскую плоть, начали новый день с противоядия. Они очень быстро достигли второй стадии опьянения по системе шкалика, и их сдвинутые в сторону невесомости умы импровизировали на ходу известные романсы и фокстроты, выдавая на гора новые версии докучающих популярностью песен:
С утра не брился, бандан олдовый
в горошек синий я надел.
Купил корабль, в четыре ровно,
я улетел.
Утренняя тишина стала тише, из-за того, что все проснулись и погрузились в прослушивание пугающих остротой и идиотством некогда хиты:
Я склонюсь над твоею могилою.
Заплюю всю с неистовой силою.
Вся ты словно дубина убогая.
Табуретка моя неврубастая.
Последнее четверостишье выбило из слушающих обильную слезу, и они, захлёбываясь эмоциями, выползли из спальни, перехватив руками животы и дыхание, давясь собственным смехом, временами, переходящим в ржание. Сиё новаторство в творчестве демисезонных было решено перенести до вечера, ибо у Патитучки свербело и щипало горло, и вообще пора было идти за жидким хлебом. Как обычно, вытащив короткую спичку с буковкой "Х", Клаус расхныкался, и в результате пошли все.
По дороге Патитучка пинал до смерти свежевыпавшие листья несостоявшихся гербариев и смачно отхаркивался диезами, бемолями и кривыми нотами. Ему объяснили, что вчера, исполняя романсы, он божественно лажал, а после хрипатой песни "запомни Катюша, я Женя", и вовсе блевал.
Юбилейный пятьсот пятьдесят пятый поход за пивом увенчался успешным похмельем, перешедшим в почти философскую меланхолию. Каждый, принявший участие в потреблении жидко-разбавленного хлеба, взирал в глубину стен, которая поменявшись плоскостью с потолком, манила своей безысходностью мыслей и поступков. Как всякая цель, не оправдавшая средства и не давшая нашим героям ни лёгкого отходняка, ни нирваны, была отложена на завтрашний день, и отмечавшие второй день двадцатого дня рождения Жоржика, приняв на грудь отсыревший сухой спирт, разбавленный оставшимся хлебом, мирно отрубились от сети бытия. Накопленные годами флюиды произвели подсознательный внесетевой контакт, и все увидели один широкоформатный цветной фильм из серии "Хождение под мухой". Показ был ретроспективным и короткометражным. Им снились былые дранк-уикенды и рядовые попойки, образовавшие некий сериал. Между сериями шла антиалкогольная реклама сигарет "Анаша марка" и безалкогольной ханки "Рояль лайт".
Когда все проснулись, и стали обмениваться впечатлениями увиденного, выяснилось, что у Волоса по-прежнему не налажен декодер, и он видит всё в других цветах. Жоржик предложил ему перепаять чем-нибудь тяжёлым микросхемы головного мозга и поменять кинескоп на импортный. Волос на это напряг все мышцы и мысли, надул жилы и ноздри, спел третий Интернационал, назвал всех мажорами и послал нюхать. Впоследствии всякого, упоминающего о его неисправном декодере, он называл собачьей самкой, литературного происхождения, и иногда кусал за копчик. Будучи особью глубоко неверующей, он сидел за столом, произвольно попукивая гобоистой свистулькой с характерным запахом порчи, сквернословя и богохульствуя, делая свой фирменный паштет из...
14.
...из окна базы труда и творчества, пугая многострадальное местное население какофонией звуков, иногда попадающих в некое подобие гармонии. В очередной раз, прогнав программу, демисезонные, стали импровизировать в рамках проекта "Поливальная машина".
Клаус с Вулфом задавали блюзовый квадрат, по очереди поливая фишками сольные куски. Мартен пытался всё это дело дробить по барабанной установке системы "Мимотактон". Патитучка нарыл на чердаке для курения тексты разных сектантских аллилуй, и богохульствовал под музыку заунывным голосочком. Басовочку он вручил Жоржику, так как не понимал блюзового стандарта, и беспомощно блуждал средь трёх аккордов.
В проекте под названием "инДерДа", что на древневысельском языке означает "во Мраке", играли все кому не лень, и кто приносил свежие мысли в изготовление каверов на известные произведения. Так двадцать четвёртый каприз Паганини стал Лезгинкой, а песенка про пластилиновую ворону трэшёвым прочёсом мимо нот и банкнот.
Трытюк вернулся с Джынджыром из чайного тура, и овладел патитучкиной басовочкой. Он изнасиловал её по всему грифу, и, наконец, обратил внимание на то, что незаметно присоединившиеся Клаус, Жоржик и Мартен на своих шестиструнных палках, а также Джынджыр на барабашках, пытаются догнать его и попасть в унисон.
Всё это безобразие услышал легендарный Ёхан Палыч - герой песен о себе, однажды приглашённый Вулфом на внеочередной дранк-уикэнд. Долгое время его уже изрядно подпитый разум был погружён в раздумье, под импровизацию струнно-ударного квинтета. Дослушав произведение до коды, он заявил, что играть умеет только басурист. Трытюк потупив упыханный взор, признался, что басуху не брал более года ни в руки, ни в рот, и тут же вернул её Патитучке. Тогда, Ёхан Палыч, усомнившись в точности попадания в ритм, предложил демисезонным протестироваться. Со строгим лицом педагога, запотевшем как и очки-скороходы, скрывающие мутность глаз, он досчитал вслух до четырёх, а на счёт пять, предложил всем дружно хлопнуть в ладоши. Считать до пяти все умели и хлопнули точно в долю. Сам же экзаменатор сбился со счёта, и момент хлопка пропустил. Он попросил повторить задание ещё несколько раз, пока не сосредоточил почти растворившиеся в алкоголе мысли, и наконец-то попал ими в нужное место.
Придраться к мучителям муз, он больше не смел, поэтому перешёл к их инструментам. Долго рассматривая клаусовское банджо с разных сторон, он не мог точно определить клюшка ли это, лопата, весло или просто бревно. Этого не знал никто, и все ждали вердикта эксперта, изготовляющего собственными руками очень музыкальные инструменты из карандашей и точилок на берёзовой фабрике "Ваш стон" в свободное от пьянок время.
Так и не определив опытным, но пьяным глазом инвентарной принадлежности к каким-либо инструментам, Ёхан Палыч раскинул по грифу свою огромную пальцастую кисть, но толкового аккорда, увы, так и не взял. Расстроившись, он впал в дремоту.
Чтобы окончательно не потерять собеседника, Мартен поинтересовался у Ёхана Палыча, есть ли у них на фабрике примочки для ушей, дающие эффекты "драй дестакшэон"1.
- У нас есть всё, - взбодрившись, отрезал Ёхан, и чуть не упал, как подкошенный, - только зачем тебе примочка? - его лукаво-туманный взгляд попытался внушить доверие.
- Хочу хороший звук, как у Стиваи, - доверился Мартен собеседнику.
- Понимаешь, старик, в чём дело, - на миг задумался Палыч, - если ты хочешь играть как Стиваи, у тебя ничего не получится. Тебе нужна гитара "Фор Ю".
- А где взять такую гитару? - заинтересовался Мартен.
- Как где, конечно на лесопилке "Ваш Стон", - отпарировал Ёхан и пал под...
_________________________________________________________________________
драй дестракшэон1 - имеется ввиду "drive" & "distortion", эффекты перегруза звука.
